Не от мира сего

Буквально на днях вспомнилось, как два года назад в Оренбурге в римско-католическом приходе Пресвятой Богородицы Лоретанской был дан музыкальный спектакль по мотивам оперы М. Мусоргского «Борис Годунов». Наш город оперой не избалован, поэтому в зале негде было яблоку упасть. После финальной сцены зрители долго рукоплескали стоя.

- Что это за артисты? Из филармонии? Из театра? Или это хор Серебрийской? Что-то я никого не узнаю, - взволнованно спрашивала какая-то женщина.

- Это студенты института искусств, - объяснил сведущий человек.

- Да вы что? А тот, что пел Бориса, тоже студент? Не может быть! – ахнула она и устремилась к участникам спектакля, принимавшим поздравления.

Представление действительно было разыграно студентами вокального отделения Оренбургского института искусств.  Автором идеи был студент третьего курса, лауреат международного конкурса Станислав Трофимов. Он же исполнил и роль царя Бориса, так поразившую зрительницу. Да разве только ее одну! О Станиславе Трофимове, обладателе замечательного баса, заговорили сразу же, как только он появился в нашем городе: «Какой голос!» А приехал он к нам из Уфы, чтобы учиться вокалу у педагога Анны Басовой. Молодой, исключительно одаренный, глубоко любящий музыку, он внес в культурную жизнь города неповторимую краску. А потом так же внезапно, как появился, исчез из Оренбурга.

И вдруг раздается звонок: это Станислав Трофимов звонит из Челябинска.  Благодарит за дружеское расположение, за труды (ваш корреспондент неоднократно писал о нем на страницах «Оренбургской недели»), рассказывает о том, чего добился в жизни за эти два года. Он стал ведущим басом Челябинского театра оперы и балета, доцентом кафедры сольного пения Челябинского государственного института музыки и ... клириком Свято-Симеоновского кафедрального собора, где его знают как диакона Пимена. Что ж, я всегда чувствовала, что этот юноша – не от мира сего.

Представляем нашим читателям интервью со Станиславом Трофимовым, опубликованное в одной из челябинских газет.

Мефистофеля бы петь не стал

- К чему вы пришли раньше: к служению Богу или музыке?

- Эти направления моей жизни развивались параллельно. Служу я с 2004 года, и это было моей мечтой с детства. И в то же время я всегда хотел петь профессионально. В период, когда принял сан, я учился в Уфимской государственной академии искусств.

- Опера, как ни говори, дело светское. Не встречались ли вам те, кто осуждает вашу работу в театре?

- Встречались, конечно.  В Москве и Санкт-Петербурге к подобной деятельности относятся адекватно. Опера, особенно русская, имеет христианское начало, она глубоко нравственна. Опера – это тоже проповедь.
Когда-то театр действительно считался мракобесием. Например, в положениях Апостольских правил Иоанн Златоуст говорил: «Горе вам, театралы». Но тут говорится о другом театре – Римской империи, где мужчины играли женщин и были точны в натуралистичных моментах, если вы понимаете, о чем я. Конечно, такой театр был и должен был быть порицаем. Но ведь в России был и другой театр. Мы можем видеть пример святителя Димитрия Ростовского, который, собственно, и основал театр, такой, какой он есть сегодня – нравственный и одухотворенный.

- Вы используете голос в церкви - во время службы на диаконе основная вокальная нагрузка. Зачем вам еще и опера?

- Я ведь еще и преподаватель. Не могу ограничиться сухими уроками –  должен постоянно доказывать своим студентам свою вокальную состоятельность, учить их своим примером.  Так уж сложилось, что я приехал в Челябинск как оперный певец. И лишь в 2008 году, сыграв в «Пиковой даме», начал искать храм.

- И в церкви приняли вашу мирскую деятельность?

- В Свято-Симеоновском кафедральном соборе, где я сейчас служу, неоднозначно относятся к моей деятельности, но в целом поддерживают. Митрополит меня благословил. Однажды у святейшего патриарха Кирилла спросили про Интернет: можно им пользоваться, или там слишком много соблазна? Он ответил, что все, что используется разумно, - на пользу. Если в опере «Демон» артисты хора неглиже, а ангел курит, то я не выйду на сцену петь отца Тамары. Но я никогда не против хорошей оперы, даже комической. И потом - у меня бас. Обычно таким голосом поют благородные отцы. К примеру, в «Царской невесте», в которой я сейчас занят, мною исполнена партия Собакина – русского купца, честного и благородного.

- Есть ли партия, над которой бы вы не стали работать?

- Да, это Мефистофель из «Фауста» Гете. Понятно, что этот отрицательный персонаж выполняет в произведении определенную задачу, которая служит нравственности. Ведь пишут же сатану на иконе – конечно, обязательно поверженного. У подобного изображения поучительная роль. Но все же сам бы я не смог. Священнослужитель в роли сатаны – как вы себе это представляете?

Но есть и роли, которые при первом взгляде не кажутся подходящими, как, к примеру, хан Кончак в «Князе Игоре». Он, не православный, пленил Игоря. И, тем не менее, он персонаж положительный, в отличие от его антипода – князя Галицкого. Именно поэтому я исполняю партию хана.

- Сколько вы собираетесь заниматься пением? Когда придет время заняться только служением Господу?

- Я буду заниматься оперой столько, сколько будет угодно Богу. Я имею в виду качество моего голоса. Пока нужен в служении не только Богу, но и людям, буду продолжать петь.

- Известны случаи, когда священники пели вместе с подростками песни Цоя под гитару. Как вы относитесь к такому походу церковнослужителя «в народ»?

- Я хорошо отношусь к любому общению. Можно и песни под гитару попеть. Другое дело, что сам я не смогу делать что-то подобное: не мой профиль. Вообще в нынешнее время засилья сектантов нам сидеть в храмах просто непозволительно. Мое мнение таково: мы должны говорить с людьми на том языке, к которому они привыкли. Главное для священников – это общаться с людьми, тогда мы сможем привести их к вере.